Работы Иллюстрации к текстам Фотографии Биография

 

 

 

Конотоп или Конотопова?
2009

 

О троюродной сестре Сергея Есенина Маше Кверденёвой стало известно благодаря поэту из Луганска Олегу Леонтьевичу Бишареву, который рассказывал об этом во время своих приездов в Константиново, сделал публикации в периодике и в своей книге «Тайна Сергея Есенина». Воспоминания Марии Ивановны настолько живописны и интересны, что я не решилась их сокращать и привожу полностью, как их записал и опубликовал Олег Бишарев:
«На мою просьбу рассказать о себе, о своем брате Мария Ивановна откликнулась с охотой.
- Я, Мария Ивановна Конотопова, в девичестве Кверденёва, родилась 1 января 1901 года в селе Константиново Рязанской губернии…. У моего отца, Ивана Кверденёва, и мамы, Марии Афанасьевны, родилось 18 детей. Но в живых осталось только четверо: Иван, Николай, Ольга и я.

Дед мой, Ерофей Макаров Кверденёв, был человек богатый. У него больше, чем у кого в Константинове, было земли (В ГАРО в Плане генерального межевания 5-й дачи 19-й части села Летова Рязанского уезда, составленном 1772 октября 22 дня, указано владение крестьянина села Константантинова Кверденёва Ерофея Макарова: сенокосу 58 сажен, дров лесу 10 десятин 20 сажен, а всего земли 10 десятин 600 сажен. – Г.И.). Имел он и свою чайную.

После смерти дедушки хозяйство пришло в упадок, а окончательно мы разорились, когда не стало бабушки.

Когда умерла моя мама, отец разделил усадьбу между детьми. Большой новый амбар отдал старшему брату Ивану. Тот разобрал амбар, а брёвна продал. На эти деньги он снял в аренду для своей семьи большой дом в Кузьминском, в котором открыл чайную.

Мне же отец завещал половину фруктового сада и дом. Сам же ушел в Рязань и жил там, нередко наезжая в Константиново.

Я осталась одна в огромном доме. В нём было четыре спальни, кухня, большая зала, в которой раньше была чайная.

Соседи часто корили отца за то, что он бросил меня одну. В один из своих приездов отец неожиданно женился на криворотой женщине. У неё было двое дочек, которые беззастенчиво приходили в сад, набирали полные корзины яблок. Мне не жалко было яблок, а жалко было деревьев, которые эти девушки ломали.

С мачехой у нас сразу отношения не сложились. А всё из-за того, что она без спроса взяла мои бусы, которые подарил мне Сергей, и отдала своей дочке. Кстати, этот эпизод отображён в стихотворении-сказке  Сергея Есенина о сиротке Маше.

Уже когда меня не было в Константинове, дом разделили между собой старший брат Иван и жена Николая, другого моего брата, который погиб в империалистическую.

Долго отец с этой женщиной не прожил. Она ушла из нашего дома, а отец уехал в Рязань и больше в селе не появлялся.

Снова я осталась одна в огромном доме. Часто в это время ко мне приходил мой брат Сергей Есенин.
- Маша! Можно яблок нарвать? – спрашивал он.
- Бери, Серёжа, всё равно осыпятся.
Наберёт яблок, самым красивым полюбуется, а потом как-то аппетитно захрустит им.
У старшего брата Ивана к тому времени уже своя семья была, дети мал мала меньше. Каждый лишний кусок хлеба был на учёте.

Моя старшая сестра Ольга вышла замуж и жила в сорока километрах от Константинова в деревне Кобылинка. Однажды я попросила брата отвезти меня к Ольга, что он, наверное, не без удовольствия сделал. Замучила его жена Анюта вечными попреками за «чужой рот».

У сестры я чувствовала себя чужой. Зимой было особенно трудно. Летом хоть грибы, ягоды выручали. Частенько, натерпевшись всяких обид, уходила в Константиново к тёте Тане, матери моего брата Сергея Есенина. Там-то и виделась с Сергеем. Он приезжал летом погостить на каникулы из Спас-Клепиковской учительской школы, а после – из Москвы и Петрограда….
Жили мы, в Константинове, рядом с имением «кулака», так в селе звали Ивана Кулакова. Богатый был человек. Нам, детворе, его белый двухэтажный дом, фруктовый сад, липовые аллеи казались раем.

После смерти «кулака» дом и заливные луга перешли в наследство к его дочери Лидии Ивановне Кашиной.

Никогда не забуду, как выезжала эта красивая женщина верхом на лошади. Мы её между собой звали «королевой».
А дома, у брата, за столом не успевала ложку ко рту донести. Такие же голодные, как я, дети выхватывали у меня кашу.
Выйду на улицу: «Куда идти? – думаю, - пойду я к тёте Тане. Не выгонит, приласкает, накормит».
Тётя Таня тоже жила бедно. Земли у них не было. Вот и шила она людям кофты, а меня научила петли метать.
Летом Сергей часто домой приезжал. Вот как-то иду я, а он навстречу:
- Куда идешь, Маруся?
- К вам, - отвечаю.
Он возьмёт меня за руку и ведёт к себе. Прямо с порога кричит: «Мама, накорми Марусю».

Когда Сергей приезжал домой, он мало чем отличался от сельских парней. Как сейчас, перед моими глазами возникает видение: стройный юноша в светлой рубашке навыпуск, в полотняных штанах, а из-под соломенной шляпы выбиваются непослушные кудри.
Поем я, он опять за руку и ведёт в лавку, накупит конфет, пряников, угостит не только меня, но и моих подружек.
Должна сказать: всё, что было у меня из одежды – всё Сергей мне покупал. Привёз как-то ботики, пальто с воротником. А однажды и говорит:
- Идём, Маруся, выберем тебе ткань на платье.
Вошли мы в лавку. «Выбирай, - говорит Сергей, - что хочешь». Я растерялась и… выбрала малинового сатина, уж больно красивый цвет был.
Вижу Сергей нахмурился:
- Ты что, идолов собралась пугать?
Придирчиво выбрал ткань и купил мне тёмно-зелёной шерсти.
После тётя Таня мне кофту и юбку из неё сшила. Это первый мой хороший наряд был.
Так вот, раздаст он нам сладости, а мы уже тянем его на Оку: «Пойдём купаться». Сами на ходу снимаем платья, рубахи и с разбега в реку.
А Сергей сядет на берегу, так и сидит, и думает о чём-то. А потом вытащит из кармана штанов тетрадку и что-то пишет. «Маша! Иди сюда!» - слышу его голос. Подбегу, у самой зуб на зуб не попадёт, перекупалась, а он: «Хочешь стихи о тебе напишу?». «Что ты, Серёжа!». «Ну ладно, иди грейся в песке. Я всё равно напишу». И действительно, вскоре прочитал мне сказку о сиротке Маше. «Нравится?» - спрашивает. «Не понимаю я стихи, Серёжа. А вообще складно. Как это ты слова к словам притуляешь?». Смеется. «Ладно, иди». Отойду, смотрю, а он опять что-то в тетрадке пишет. Подарил он мне как-то тетрадку во своими стихами. Долго хранилась она у меня. И книжка его была. Но тетрадку эту мой муж в 1935 году в Луганске в печку бросил. Времена страшные были. Люди тени своей боялись. За стихи Есенина сажали. До сих пор жалею, что не сохранила заветную тетрадку. А книжку его кто-то из соседей «зачитал».
Брат Иван, я уже говорила, взял меня после смерти матери к себе жить. Как-то раз, было это зимой, послала его жена Анюта меня на речку бельё полоскать. Корзина большая, тяжёлая. Морозно, лёд на тропинке, что шла к Оке, сплошной, не выбраться на гору с реки. И, как назло, все, кто со мной был на реке, ушли. Я пыталась выбраться, но ничего у меня не получилось. Руки, как ледышки, зуб на зуб не попадет. Заплакала, а бельё страшно бросить. Анюта заругает.
Вдруг откуда ни возьмись Сергей:
- Ты что здесь делаешь?
А я стою, дрожу вся, руки красные, дышу на них, да что толку. Видно, понял всё. Взял корзину и пошёл наверх, а я за ним. Пришёл в дом к брату:
- Что же вы делаете, - только и сказал. Взял меня за руку, обернулся возле двери и зло бросил: «До весны у нас жить будет».
Так вот я и болталась между небом и землей. То у брата живу, то у сестры, то у тёти Тани. Впрочем, у тёти тоже не сладко жилось.
Как-то летом, в сенокос это было, приехал Сергей из Питера домой с товарищем. Необычное имя у него было – Леонид, чернявый, в очках. Мы посмеивались над ним.
Помню, лежат они на траве и молоко пьют. Я подошла и угостила их земляникой.
Сергей сердит был. Не обращая на меня внимания, продолжал разговор:
- Подумаешь – Горький. Что он из себя ставит? Он же не французский Беранже, а всего лишь на букву «ж».
Леонид что-то отвечал ему, но что – не помню. Но фамилию Горького я улышала от Сергея ещё раз. Брат с вызовом произнёс:
- Подумаешь, Горький, а я что – «сладкий».
После я спросила Сергея: «Кто такой Горький». Брат улыбнулся и, махнув рукой, сказал: «Писатель один»….
Любил Есенин ходить «на улицу». Ох, и плясал же он, да и пел неплохо. Чего греха таить, частенько ему перепадало от парней. Многие девчата засматривались на него. Вот и находились такие, которые считали, что девчата несправедливо отдают предпочтение городскому. Но Сергей себя в обиду не давал. Умел постоять за себя.
Раз пришёл ночью – всё лицо в крови. Тётя Таня испугалась и всё приговаривала:
- Какой же ты непутёвый у меня, не сносить тебе головы.
Она вроде бы в зеркало смотрела.
Любил брат играть в городки, участвовал в кулачных боях между Кузьминками и Константиновым.
Раз зимой ходил с мужиками на охоту на волков. Тогда все смеялись, когда «серый» выскочил на Сергея, но он не смог его убить. Он ведь жалостлив был. Последним куском хлеба всегда делился.
Уже после революции брат Иван снова отвёз меня к сестре в Кобылинку.
Сергей редко в те годы бывал дома. Шла гражданская война. Как-то за околицей Кобылинок разместилась воинская часть «красных». Сестра Оля мыла полы в штабе, а муж её, Алексей Шабуров, плотничал.

Тогда-то и встретила я своего суженого Василия Конотопа. Это уже потом, когда выдавали паспорт в тридцатых годах, сделали нас Конотоповыми, на русский манер. Муж мой был украинец. Призывался и служил ещё до революции в Петрограде. Там же закончил школу шоферов. Рассказывал мне, как прятали они прокламации в шинах автомобилей, как в октябрьские дни попал к офицерам, и те заставили его возить их. Им ведь тоже нужно было быстрое сообщение между верными частями.
Так что Василий Конотоп был из старослужащих. Приглянулись мы друг другу. В конце лета 1920 года справили свадьбу. Венчались мы в церкви. Когда вышли из храма, то нас встретил почетный караул из двенадцати красноармейцев. Они стояли как рыцари, держа винтовки, словно шпаги. Под таким вот скрещением мы и прошли к тачанке, которая заменила нам коляску.
Вдруг откуда ни возьмись Сергей. Он отстранил моего мужа в сторону и насмешливо сказал:
- Что же ты, хохол, не знаешь, как с невестой обращаться.
Взял меня на руки и посадил на тачанку. Согнал кучера-красноармейца и сам отвез меня в дом моей сестры Ольги, где и состоялась эта свадьба, которую по нынешним временам и свадьбой-то назвать нельзя.
Сестра сварила чугун картошки, что-то из соленья достала. Мужики выпили немного. Вот и вся свадьба.
Когда командир подарил нам пять метров красной материи, Сергей пришел в замешательство:
- Господи, а что же мне тебе подарить?
Потом вдруг снял с руки золотой перстень с ярко-зеленым изумрудом, встал и сказал:
- На, носи. Сколько будешь жить, столько будешь помнить меня, если не потеряешь!
Да разве можно было потерять такой подарок. Жизнь крутила меня и мою семью так, что не раз вставал вопрос о продаже перстня, но я всегда в такие минуты вспоминала брата, и поверьте мне, рука не поднималась продать подарок.
Вместе с Сергеем был его товарищ, которого он звал Сашкой.
Начались танцы. Есенин попросил гармошку, склонил голову и запел что-то грустное. Потом, словно проснувшись от какого-то дурного сна, весело сказал:
- Что это я, ведь на свадьбе мы, а не на похоронах!
Муж мой танцевать не мог, на что Сергей, усмехаясь, сказал:
- Ну что, молодой! Не можешь танцевать, так я спляшу.
Плясали до одури. Сергей сначала со мной танцевал, потом с сестрой Олей. Выбивал чечётку, а та в ответ тоже каблучками дробь отстукивала. Сергей разгорячился и давай вприсядку.
В перерыве межу танцами я спросила его, откуда он узнал, что у меня свадьба? Оказывается, он приехал домой и мать ему сообщила, что у меня такое событие.
- Сама знаешь, - я ведь на сборы быстр. Шляпу на голову, друга под руку и на попутных подводах к тебе.
Переночевали они у нас, а утром, попрощавшись, ушли. Больше я Сергея живым не видела…
Мария Ивановна замолчала. Молчал и я, взволнованный её рассказом. Пересилив себя, я попросил старушку показать тот заветный перстень. Она пошла в другую комнату и её долго не было. Когда вышла, то на ладошке я увидел чудесное украшение. Там, где стояла проба, - царская корона. Изумруд поблескивал, что молодая трава после весеннего дождя.
Старушка надела перстень на  палец и её рука – вся в морщинах – сразу преобразилась. Улыбка заиграла в уголках губ старой женщины. Видно было, что воспоминания о брате растревожили её, и то далёкое, что когда-то произошло, лёгким видением легло ей на сердце и оно застучало по-молодому, и на миг молодость вернулась к ней…..
Ещё долго потом мы сидели с ней на кухне. Её неторопливый рассказ о своей жизни как-то само собой сливался с наступающими сумерками.
А на столе лежал перстень, подаренный когда-то давным-давно сиротке Маше Есениным».
В своих воспоминаниях Мария Ивановна говорит об изменении фамилии «Конотоп».
И во всех известных мне публикациях о троюродной сестре Сергея Есенина Маше (в девичестве Кверденёвой) фамилия Марии Ивановны в замужестве – Конотопова.
В опубликованном в «Молодёжном курьере» и в «Приокской газете» моём материале об Иване Приблудном Мария Ивановна тоже Конотопова.
В марте 1987 года Олег Бишарев привёз известному есениноведу Виталию Вдовину книгу с текстом, написанным им самим под диктовку Марии Ивановны и с её автографом-подписью: «И в Ворошиловграде у С.А.Есенина были друзья Приблудный и др. и сейчас тысячи почитателей. Вдовину В.А. – почитателю поэзии С.А.Есенина с большим уважением сестра поэта М.И.Конотоп, проживающая в п. Новопсков Ворошиловградской обл.».
Готовя для публикации материал о Виталии Александровиче Вдовине, в его архиве, который хранит его родная сестра Антонина Александровна Вдовина, я увидела этот автограф и подпись Марии Ивановны Конотоповой-Кверденёвой, и отдала текст о Вдовине в журнал «Современное есениноведение», не редактируя её под уже известную фамилию.
Когда же для публикации об Иване Приблудном в «Современном есениноведении» я снова столкнулась с необходимостью писать эту фамилию, я решила спросить, какая же фамилия правильная, а где ошибка, и написала об этом Екатерине Сергеевне Должковой, которая занимается исследованием творчества Есенина около 60 лет. Это благодаря её усилиям 14 января 1993 года в Новопскове был открыт музей Есенина. Это она была другом троюродной сестры Есенина и настолько близким ей человеком, что привезла в музей С.А.Есенина в Константиново золотой перстень с изумрудом – подарок поэту царской семьи, который он переподарил своей сестре на свадьбу и она хранила эту реликвию всю жизнь.
Екатерина Сергеевна ответила мне: «Василий Павлович Конотоп, муж М.Ивановны Кверденевой в девичестве, уроженец села Пески Новопсковского р-на. Все его братья и сёстры – Конотопы. Но, попав на службу в русскую армию, он стал «по щучьему велению» - Конотоповым (русские ведь любят, «шутя», «обрусачивать» украинцев). Так и Маша Кверденёва, став женой Конотопа В.П., стала Конотоповой по паспорту, оставшись в селе мужа в памяти как Конотоп и подписываясь этой фамилией».
Этот ответ я не успела получить до публикации моего материала, но, как говорится, «пусть повезет другому», а может быть, и мне, если придется опять обратиться к этой фамилии.
А в этой публикации я хочу поделиться с читателями ещё и фотографиями, которые прислала Е.С.Должкова с дарственными надписями мне и музею Есенина в Константинове: «Г.П.Ивановой – есенинский привет с Украины. Е.Должкова. 25/1-08 г.»; «Большой привет главному музею Есенина, нашего любимого поэта, от «младшего брата». Украина». И предложить порадоваться удивительной находке талантливого исследователя и поэта и полюбоваться фотографией «Олег Бишарев с сестрой Сергея Есенина Марией Ивановной Конотоповой-Кверденевой».

 

Оглавление

 

 

© 2009 Галина Петровна Иванова
Электронная почта: ivanova7772@yandex.ru
Телефон: 8 (4912) 96 37 97