«Наши павшие, как часовые...»

 

«Наши павшие нас не оставят в беде,

    Наши мёртвые, как часовые», - в этих словах Владимира Высоцкого я убеждалась не однажды, и если в средние века люди воспринимали это как данность, жили этим, то в современности это воспринимается как чудо или, в лучшем случае, как неадекватность тех, кому оно является.

   Владимир Высоцкий знал это при жизни и после смерти пришёл ко мне во сне в одну из ночей тех десяти дней, в течение которых Юрий Любимов, оказавшись в России по приглашению Николая Губенко, в своём Театре на Таганке восстанавливал свои запрещённые спектакли «Владимир Высоцкий», «Живой», «Борис Годунов». Представив, сколько желающих увидеть Любимова, побывать на его спектаклях и на репетициях рванутся на Таганку, в эти дни я не поехала в Москву. Я не хотела напрягать ещё и своим присутствием тех, кто провёл бы меня в Театр. Но увидев и услышав Высоцкого, я как будто побывала на Таганке в это время и увидела воскресение и спектаклей, и артистов живых и мёртвых - то, что действительно происходило тогда в Театре. Он шёл впереди меня по коридору от кабинетов Любимова и Леонова и, обернувшись ко мне, сказал: «Я теперь в Театре работаю».

  Я привела стихи Высоцкого и рассказала о нём в связи с тем, что и Васильев меня «не оставил в беде», когда я не пришла на Васильевский вечер 30 сентября 2008 года, посвященный памяти жертв политических репрессий, не зная, что моё выступление об Иване Приблудном включено в программу. Мне сказал об этом Марк Николаевич Мухаревский, удивлённый, что меня не было в библиотеке. Знал Павел Васильев, как невыносимо мне будет услышать вечером этого дня, что я своим отсутствием как бы пренебрегла его памятью. И потому, что он знал, что в этом не было моей вины и что «напраслина страшнее обличенья», он сам пришёл ко мне своими стихами: Павел Васильев. Стихи и поэмы. Уфа: Башкирское книжное издательство, 1976. Утром 30 сентября не «с базара» я принесла эту книгу и ещё брошюру о Леониде Енгибарове, а с улицы, где рядом с контейнерами с мусором лежали книжки для тех, кто не смог бы пройти мимо. А чтобы ныне живущие  не оценили моё отсутствие как пренебрежение, я позвонила его дочери Наталье Павловне Васильевой и на следующем Васильевском заседании отдала эту книгу на вечное хранение в Васильевский зал, написав на ней историю её появления у меня и добавила: «Это я написала, чтобы сказать спасибо Павлу Васильеву, который своей книгой позвал меня в свои стихи, в свою поэзию».

  Эти истории – это уже сейчас явные мгновения всеобщего Воскресения, о котором знал и говорил великий Николай Федоров – по урождению своему потомок рязанского князя П.И.Гагарина.

  И потому, наверное, что о Павле Васильеве и во время его гонений, и в период реабилитации одинаково гениально отзывался Борис Пастернак (и в найденной книжке опубликован его отзыв), и потому, что Борис Пастернак считал неоцененными «и в сотой доле» заслуги его отца - гениального художника Леонида Пастернака, оставившего нам и единственный портрет Николая Федорова в группе с Владимиром Соловьёвым и Львом Толстым, - я и подлинник отзыва стала искать по просьбе Пастернаков, и по предложению Пастернаков удалось опубликовать до сих пор неизвестные в России портреты Лидии Кашиной – Анны Снегиной в стихах Сергея Есенина и в рисунках Леонида Пастернака.

 

Оглавление