Как молитва…
2006

 

И внешность, и жизнь и творчество Валерия Кудряшова неотделимы от личности и поэзии Сергея Есенина.

18-летний Валерий Кудряшов в плане своего сочинения «Мой край родной» в вуз, в Рязанский пединститут, определил свое жизненное и поэтическое кредо:
«1 Тема родины – одна из главных тем литературы.
П Любовь к родине – борьба за её прогресс и процветание:
а) свобода родины – прежде всего;
б) «нет, не скроют тучи солнца»;
в) О, родина, твою судьбу
В судьбе своей деревни вижу;
г) решение новых задач – дело наших рук.
Ш Любовь к родине бессмертна».
Он выбрал эпиграф из стихов Сергея Есенина: «…любовь к родному краю/ Меня томила, мучила и жгла», - и завершил всё сочинение, написанное в стихах, так: «Поднимусь травой из стенок гроба, / Чтобы вновь любить родную землю», - уже тогда заявив о своём бессмертии.

Как план этого вузовского сочинения, он составлял позднее свои выступления и сборники стихов. Вот его рукой написанный план одного такого выступления: «Воскресенье – конец мая 1989 г.
– выступление у памятника С.А.Есенину:
1 Сергею Есенину
2  Грачи прилетели (памяти Е.Маркина)
2  Слово о рабочих лошадях
Как поле – всю земную жизнь
3   Колокола России».
У памятника Есенину в Рязани и на праздниках есенинской поэзии в Константинове, когда ему давали слово, он читал свое стихотворение «Памятник», состоящее из двух разделов, эпиграфом к которому он взял слова Есенина и Тютчева «Не ставьте памятник в Рязани» и «Нам не дано предугадать, / Как наше слово отзовется»,опубликованное в первом сборнике его стихов «Поклонение», вышедшем в 1986 году в издательстве «Современник»:

1
Поэт с Россией говорит

В Рязани памятник поэта!
И да простит за то поэт.
Вглядись в него:
в нём столько света!
Уму и сердцу нужен свет.
Не в полный рост, а лишь по пояс
пока он явлен из земли.
Сюда, где дни, работой полнясь
гудят составами вдали.
Нет, не кому-нибудь в угоду
и не кому-нибудь в укор, -
хранимый долею народа,
он руки-крылья распростер.
Былых невзгод отбросил бремя
и, верный слову своему,
поёт «Златую Русь»
и время
грядёт, подвластное ему.
Восходит он – и бронзы комья
вот-вот сорвутся на гранит!
…Рязанский Кремль, луга, раздолье, -
поэт с Россией говорит!

2
Берёзки принялись

Как слово наше отзовется –
тому один судья – народ!
Октябрь, просвеченный до донца,
глядит на бледный небосвод.
И знаменитые берёзки,
что бронзовеют возле плеч,
теряя листья и серёжки,
поют его живую речь!
Они окрепли, белоствольны.
В их сердцевинах бьётся жизнь!
А там, в земле, - поэта корни.
И корни их переплелись.

   Читал он и посвященное Есенину стихотворение, которое в рукописи сохранилось в его архиве:
Есенин
Мы в зависти бываем так смешны,
как будто вне себя от дикой жажды.
…Блажен! Ты голос тайный тишины
услышал сердцем трепетным однажды.
Из недр земли он явлен, иль с небес,
нам не понять… Ты, жизнью преисполнен,
По миру нёс достойно русский крест, -
и тайно был убит в свой жизни полдень…
Апостол Слова! Победил ты страх!
И твоих песен не коснется тленье!
Твой голос отзывается в мирах
тревожных душ – как чудо на спасенье.
Август – сентябрь 1991 г.

Впервые выступив на рязанском телевидении в 1991 году, после разговора в своём родном Заречье с бабушкой известного журналиста Валерия Майорова: «Что я тебя не вижу по телевизору? – А кто меня туда пустит? – У меня же внук Валера Майоров. Я что скажу, он и сделает», - Валерий Кудряшов читал свое программное стихотворение, которым открывался его второй вышедший в Рязани сборник «У жизни на пиру», его третья книга стихов:
Заклинание
И да не сгинет Русь во прахе –
явись, Судьба!
Душа, воспитанная в страхе, -
глупей раба.
Молчат бараки и трущобы…
«Нас тьмы и тьмы!
Мы не рабы, мы не холопы,
но – кто же мы?
Судьбе мы ручку золотили –
от  всей души, -
за волю щедро заплатили…
Кто мы, скажи?
Нас «чёрным вороном» стращали –
я помню сам, -
нам «рай» воздвигнуть обещали,
как дивный храм…
Я Правду жизни не нарушу:
да, чёрт возьми,
они плевали в наши души…
а кто – они?
Они, мой друг, страшней проказы:
они – наш враг, -
творили нас – как по заказу –
для личных благ;
нам на уста – печать молчанья,
считай, тавро, -
и были с Правдой лишь свиданья,
и то добро…
…Прошла зима. Бушуют листья.
Плывет наш челн.
Сумеем ли «себя очистить
под Ильичом?»
Цветок, сравнимый с Божьим светом,
встал из грязи, -
не надышусь постатным ветром
моей Руси!
Нет, я не дойная корова:
смотрю вперед,
я с губ своих срываю слово,
как тяжкий плод, -
оно ко времени явилось,
презрев запрет…
А на душе полынный привкус
минувших лет.
Как прежде, верен я надежде,
беру разбег,
земли родной не самодержец,
но – человек!
Планета вся подобна плахе,
а в небе – синь…
И да не сгинет мир во прахе!
Аминь.
На родине Есенина на экзамене по русскому языку и литературе он не мог не писать в стихах. «Он знал все стихи Есенина наизусть, он без него дышать не мог, он без Есенина ничего не делал, считал себя продолжателем его поэзии, его собратом по перу», и своей жене, Любушке-голубушке (так «по чувственной подсказке» он звал и Рязань), Валерий Кудряшов однажды сказал: «Стихи Есенина для меня как молитва, но не могу согласиться с его отношением к Богу в стихотворении «Инония». Не дали ему дожить до такой зрелости, чтобы он отказался от этого стиха».

В комнате Валерия Кудряшова висели иконы, и прежде, чем садиться за письменный стол, он должен был остаться один, он молился. Он объяснял Любе: «Нужна подготовка. Это как хирургу перед операцией полтора часа надо мыть руки под холодной водой». «Он молился за Есенина, как за живого, в церкви, за Пушкина, Лермонтова…, - у него целый список был самых близких, говорил: «Они вечно живые, их помнят, о них не забыли ни на один день».

В ноябре 1989 года в стихотворении «Самообманом тешил я себя…», посвященном «памяти Е.Ф.Маркина», Валерий Кудряшов написал: «Лишь в молитве есть душе спасенье».
Он читал стихи Есенина, как молитву, и сам молился своими стихами:
С небесного пала карниза
Россия, лишённая сил…
………………………….
Господь! Сотвори за спиною –
пропащей – два дивных крыла;

                  И сердцу и рассудку внемлю:
будь я Владыкою небес,
я б сотворил такую Землю…
прекрасную, какая есть.

Валентин Сафонов был потрясен, прочитав вышедший в Рязани в 1989 году сборник его стихов: «Твои стихи… Звонок в дверь. Открываю, вижу молодого поэта Валерия Кудряшова. Сияющий, протягивает только что вышедшую в свет книгу своих стихов «Звонят колокола»… Убежденный атеист, я снимаю шляпу перед Богом в стихах Валерия Кудряшова… Правильные ведь вещи говорит: «Слово есть душа народа, / Труд – молитва для души».

«Как цветок, сравнимый с Божьим светом», он, «как землю, почувствовал слово», «своё «я»… рассмотрел». Валерий Кудряшов был «слит с природой – зреньем, слухом, всей исстрадавшейся душой», чувствовал своё с ней родство:
Сказала мама: «Родненький,
самим собою будь,
богатый ты на родинки,
счастливым будет путь».
Шагаю светлой родиной.
В пути мне светит Русь.
Ее берёзам в родинках
сродни я прихожусь.

Он по Есенину сверял свой голос в вузовском сочинении и позднее в своем зрелом стихотворении писал: «Я горжусь есенинскою Русью». У великих, которые для него были образцом служения слову, родине, Валерий Кудряшов искал ответы на свои вопросы. Для него поэзия была неотделима от России.. Вот отрывки из его рукописного текста и из письма к Валерию Самарину от 5 ноября 1995 года, хранящихся в его архиве: «…Не слишком ли политизирована моя поэзия? Нисколько. Ведь любить Россию, страдать за Россию, желать ей света и благоденствия не являлось политикой ни для вещего автора «Слова о полку Игореве», ни для великого Пушкина («Борис Годунов», «Полтава», «Евгений Онегин» и др. произведения), ни для пророка Гоголя («Выбранные…»), ни для прекрасного Блока, ни для гениального Есенина («Пугачёв», «Анна Снегина», «Страна негодяев» и др. произведения), ни для русских классиков Михаила Шолохова и Александра Твардовского. Они для меня ярчайший пример»; «…А я верен тому, прошлогоднему совету… : менять свой природный талант, дар Божий, на суету и всякого рода времяпрепровождение грех великий! Пойми меня правильно, этого нам бы ни Пушкин, ни Достоевский, ни Есенин не простили! Сегодня, как никогда, решается судьба России, судьба наша, судьба детей и внуков наших – судьба мира Божиего…».

Валерий Кудряшов считал, что он продолжает дело поэтов, живших раньше его. Об этом он говорил Любе, когда написал своё толкование в стихах Ветхого завета – «Песни Соломона»: «Ты что же думаешь, я это смог бы сам написать, такую глыбу своротить. Неужели ты думаешь, что это я один написал? Ни одному смертному это в заслугу поставить нельзя, это Сашка с Серёжкой мне помогали (так он звал Пушкина и Есенина). Это Серёжке времени не дали. Он был к этому на подходе с «Персидскими мотивами». Ему не дали. Он бы ещё столько натворил». Эту мысль он выразил и в стихотворении, написанном 25 ноября 1991 года и посвященном Игорю Талькову:
Песнь в память И.Талькова
Умолкла песнь, что сердцем недопета…
Он жил как пел, у бездны на краю.
Моя душа, ты песней той согрета,
и я её всем сердцем допою.
Слова чисты, и музыка прекрасна –
в ней русский дух, она бросает в дрожь!..
Ах, знаю я, что петь небезопасно,
коль для народа русского поёшь.
Он жил как пел – с надеждою и верой,
как Пушкин, как Есенин, как Рубцов, -
и стала сцена роковым барьером:
убийца был расчетлив и суров…
Я мысленно клянусь как перед Богом,
что воспою униженную Русь.
Пускай распят я буду тем же роком,
я – русский, от себя не открещусь!
В вечном движении преемственности творчества он предполагал, прежде всего, участие Высшего разума. Об этом он сделал запись 30 декабря 1998 года: «Всякое человеческое действие как бы опирается на мнение Высшего Авторитета, на догматы, химеры и законы, определенные высшей субстанцией, это – было, есть и, скорее всего, будет так неопределенное время существовать в человеческом мире с его непростой психикой и знаковой системой, полностью подчиняющихся и условно контролируемых всею сущью необъятной Вселенной, которая является смелому полудетскому полудикому сознанию в образе Вечного Двигателя».

Когда  работал диктором на телевидении в Туркмении (вёл промышленный отдел),  пришёл в Ташкенте к дочери Сергея Есенина Татьяне. Татьяна Сергеевна подписала книгу стихов Есенина, сказала, что всегда рада гостям из Рязани, с родины Есенина, и, посмотрев на Кудряшова, добавила: «Как Вы схожи с Серёжей».

Светловолосый, как Есенина, он был и по внешности, и по всей своей строчечной сути так ему сроден, что памятник Есенину скульптор Антонина Усаченко лепила с него. Этот памятник был установлен к 80-летию Сергея Есенина в Константинове в 1975 году, когда Кудряшов ещё писал свои стихи и читал их и в Константинове тоже. А на 100-летие Есенина и как будто специально к 50-летию Кудряшова памятник работы Антонины Усаченко перенесли в Рязань и поставили его в сквере, рядом с писательской организацией (в которой состоял на учете член Союза писателей СССР Валерий  Иванович Кудряшов), когда он свои стихи уже не писал и не читал, когда они уже вместе с этим его скульптурным портретом «сумели бронзой прозвенеть».

Священник Владимир Правдолюбов однажды рассказал Валерию Кудряшову и его жене Любе притчу об убийце и поэте: «…Костры прогорают под ними. И спросил поэт: «За что я наказан? Я не убийца». И был ответ: «Ты уничтожал людские души», - и добавил: «Надо писать так, чтобы не уничтожать, не калечить людские души».
Так же, как стихи Сергея Есенина, как молитва, стихотворения Валерия Кудряшова врачуют людские души:

И даль многоголоса и светла
лишь потому, что, как святыню,
мы бережём в сердцах колокола,
как берегли колокола Россию;

Мы на добро всю жизнь измерим,
мы жизнь настроим на добро
и будем петь над колыбелью
своих детей, своих обид,
не называйте берег мелью
и, может быть, он вас простит.

Оглавление