Работы Иллюстрации к текстам Фотографии Биография

 

 

 

Он «повернул глаза зрачками в душу»
2004

 

«В двадцать первом веке люди научатся читать, и будут почитать древние знаки и символы», - именно так в 2000 году ответил Алексей Акиндинов устроителям акции «Культурные герои ХХ1 века», организованной Сергеем Кириенко, на вопрос о том, каким будет культурный герой ХХ1 века, ещё не зная, что эту же мысль почти дословно высказал в 1918 году Сергей Есенин в «Ключах Марии» - ключах души, в поэтическом трактате, в котором поэт раскрыл тайну своего делания стиха, сущности своего творчества, и что положения поэтического трактата Есенина воплощенными в живописи образами пронизывают его картины: «Люди должны научиться читать забытые ими знаки… Они должны постичь, что предки их не простыми завитками дали нам фиту и ижицу, они дали их нам, как знаки открывающейся книги, в книге нашей души».

Алексей Акиндинов (р. 1977) – самый молодой в рязанском отделении Союза художников России.

Талантливый в живописи, он талантлив и в воплощении себя в слове. В своих рассказах, в автобиографических заметках он вспоминает мир, существовавший когда-то то ли реально, то ли в воображении, который он запечатлевает в живописи. Словесным миниатюрам Алексея Акиндинова присуща свойственная ему в живописи стилистика, ритмика. Это не стихи в прозе; я бы сказала, это поэтическая проза в живописи. Вот одна из таких зарисовок: «№ 43. Закатные трубы завода и Есенин. Дорога ведёт на юго-запад. Солнце гладит трубы фабричные и горизонт. Трубы прозрачны и зелены, они переплетаются меж собой, как спутавшиеся нитки клубка. Дорога к ним – это длинный полосатый половичок красного цвета. По сторонам дорожки стоят фанерные деревца и пластмассовые зелёные солдатики Советской Армии. Солнце стреляет в вечернее небо ярко-медными лучами. Скульптура – игрушка «Есенин» грустна, но, несмотря на грусть и ее зелень, она идет по бархату красного половичка, постоянно держа взглядом момент заката Солнца».

А вот часть его воспоминаний, как бы символизирующих начало его творческого пути: «Когда мне было около пяти лет, со мной случилось нечто, что несколько ночей заставило меня бодрствовать. В один из вечеров, когда уже все легли спать, и меня тоже уложили в кроватку, я смотрел на ковер. Постепенно я начал видеть на нём светлеющее пятно, оно было размером не больше ладони. Прошло несколько минут, и мне уже не надо было вглядываться в него: оно сияло. Посредине я увидел Иисуса Христа. В другой вечер… замер в оцепенении. Со стены на меня смотрело лицо феи». С этого времени он стал рисовать, «разрисовывать обои». Нарисовал Деда Мороза. Его дед «злобно сказал: «Маляр!!!». «Это меня не остановило, - вспоминает Алексей Акиндинов. – Я упорно нарисовал ещё четыре Деда Мороза. Тогда мой дед оторвал от стула дерматин, натянул его на деревянную рамку, дал мне кисти и краски. Моими самыми первыми картинами были: 1-я – копия с репродукции картины В.Поленова «Московский дворик», 2-я – портрет Есенина. Это были картины маслом на дерматине. Дед был доволен тем, что я больше не порчу обои».

Дед Алексея Акиндинова, Фокин Василий Алексеевич, - непрофессиональный художник, которого привлекала традиционная живопись, - работал в реалистической манере. Он делал внуку подрамники, натягивал холсты, когда тот учился в Детской художественной школе, и частенько оценивал его работы так же, как и разрисованные обои. Но когда за год до окончания внуком художественного училища увидел одну из первых его работ, выполненных в манере орнаментализма, сказал: «Я такого ещё не видел. Это что-то интересное». И потом нередко говорил: «Алешку люблю. У него что-то получается».

Сплав реального, воображаемого, прошлого, настоящего и будущего проявляется в Алексее Акиндинове на протяжении всей его жизни. На уроке истории искусств в художественной школе он увидел репродукции картин Яна Ван Эйка и Губерта Ван Эйка «Гентский алтарь», Ван Гога «Автопортрет» и Михаила Врубеля «Пан» и подумал, что где-то их уже видел, но точно знал, что видеть раньше эти картины он не мог. А потом случайно услышал от мамы, что, когда она вынашивала его, смотрела книги-альбомы этих художников с этими репродукциями.

Многие его картины не случайно носят одно название – «Звездочет». Ему свойственно стремление полёта, ощущение звёздности: «В детстве хотел сделать ракету, которая могла бы поднять меня в воздух. Когда понял, что это бесперспективно, бросил пиротехнику. Потом увлёкся астрономией. Стал строить свои телескопы… Я смотрел на бездонную  синь неба с россыпями миллиардов звезд, и у меня захватывало дух и словно крылья за спиной вырастали. Дворовые кошки ночью окружали меня и как стражи сидели по кругу. Им было интересно, кто я. Они, наверное, тоже хотели заглянуть в окуляр телескопа. …еще одним детским развлечением было прыгание с как можно большей высоты. Я смастерил нечто напоминающее парашют, только вместо купола было крыло. Я знал, что если не удержу руками крыло (за специальные крепления), то есть вероятность покалечиться. И всё же прыгнул». И удержал.

Его первое участие в областной выставке детского художественного творчества состоялось в 1989 году в выставочном зале Рязанского Союза художников. Учитель Акиндинова Валерий Эрикович Черемин рекомендовал его работу «Пьеро» и не ошибся. 12-летний художник получил Диплом за лучшую работу на этой выставке. И не могло быть иначе, - ведь на картине изображен тот Пьеро, который в воображении художника запечатлен памятью детства: «Когда-то мы ходили в цирк, и мама говорила, что там есть буфет. Я ни разу не был в буфете в цирке, но у нас дома стоял замечательный резной буфет в стиле барокко, весь резной, огромный, со множеством дверок и отделений и зеркал. И когда мама говорила: «Мы можем сходить в буфет» (в цирке), в моем воображении рисовалось следующее. Ночка сияет и звёзды горят. Тётка в белом халате откроет ли дверки буфета? Но у неё рыжие волосы, поэтому маленькие створки буфета на чёрном фоне открывает изнутри маленький Пьеро и предлагает нам пьеристое пирожное и пьеристое мороженое. Съесть и прокатиться. Кудри у тётки неплохие, мы успеваем и мороженое съесть, и прокатиться на них, как на качелях». Эту фантазию-воспоминание «Буфет» художник записал в своем альбоме под номером 47.

Когда читаешь его миниатюры, трудно от них оторваться. Вот ещё две - № 3 и № 57:

«Сон. Стою на земле, атмосфера осени, небо персиково-свинцовое. Вдали стоит высотный дом интересной архитектурной формы, он напоминает трапецию, я смотрю на него. Он начинает меня стесняться. Занавешивает свои окна сверху вниз желтой пергаментной бумагой, как раскручивающиеся валики свитков. Я начинаю думать: если он занавесился бумагой, значит, его сейчас сдует ветром. Появляется ветер, все сильнее и сильнее, дом начинает раскачиваться. Теперь это не трапецевидная форма, а обычный прямоугольный высотный дом, он обтянут бумагой. Ветер настолько силен, что дом теряет равновесие, начинает падать (от меня). Он громоздко и грузно падает. Я боюсь, так как стою рядом с таким же домом. Пытаюсь бежать. Но ветер будто прибил меня к месту. Бегут люди. Смотрю на развалины упавшего дома. Они выглядят как свалка мусора. Вот бы посмотреть, покопаться в нём. Да, но надо бежать. За нами смотрят, как на театральное действие»;

«Эйнштейн. Снег на крыше. Труба с дымом белым. Оранжевый Марс и синее небо».

В 1998 году Алексей Акиндинов закончил Рязанское художественное училище имени Г.К.Вагнера, и его картину «Звездочёт» оставили в училище, включив в экспозицию дипломных работ. Работы Алексея Акиндинова есть в частных коллекциях России (Рязань, Ставрополь, Москва), Германии, Италии, в Музее истории молодежного движения г. Рязани, в краеведческом музее г. Сасово Рязанской области, в художественном центре «Берегиня» г. Кстово Нижегородской области, в московских галереях («АСТИ», «Союз «Творчество», «Муртуз»), в галерее «Руан» в США (штат Оклахома).

Первая персональная выставка работ Алексея Акиндинова состоялась в 1998 году в училище.

В 1997 году, хотя на выставкоме, куда он представил две свои работы «Алерика-Герика» и «Портрет Преображенского», его поддержал Виктор Минкин: «Красивая работа. Могла бы вполне быть в экспозиции», - мнение Владимира Иванова оказалось более весомым: «Давайте не будем устраивать из нашей художественной выставки балаган». Но осенью 1998 года работа «Сон мальчика о дворах» заинтересовала Владимира Иванова. «Он встал со стула, снял очки, подошёл к картине». В этом году состоялось первое признание Алексея Акиндинова на официальном уровне представлением его работ «Сон мальчика о дворах» и «Северная ночь» на областной выставке «Осень-98» в выставочном зале Рязанского Союза художников

С 1998 года Алексей Акиндинов – участник молодежных выставок и постоянный участник областных выставок работ рязанских художников.

Его поддерживали преподаватели художественного училища Александр Григорьевич Губанчиков, Алексей Анафасьевич Козлов, Александр Михайлович Ковалёв. Появление его орнаментальных работ было неожиданным для его учителей, художников-реалистов, преподававших реалистическое направление в живописи. На просмотре его картин в училище его учитель Корсаков Виктор Васильевич сказал ему: «Дерзай!», - хотя его концепция творчества расходилась с работами его ученика. Алексей Афанасьевич Козлов на просмотрах картин Акиндинова поддерживал его и, оценивая его дипломную работу, не мог не стать на защиту позиции молодого художника: «Человек смелый, и уже за эту смелость надо ставить «пять». Среди наших серых работ выставить такую работу – это подвиг». По его мнению, работы Акиндинова – явление в изобразительном искусстве нечастое, но долго ожидаемое: «Знаете, как бывает: темно-темно, и вдруг свет».

Михаил Абакумов, увидев его работу на защите диплома в художественном училище, сказал: «Отрадно, что возрождается направление романтического авангарда». «Это очень ново. Здесь не должно быть никаких советчиков. Он сам себе должен быть учителем», - к такому выводу пришел Михаил Шелковенко.

В 1999 году работа «Сон мальчика о дворах» была показана на первой для художника Всероссийской выставке «Россия – 9», представлявшей «Лучшие произведения 20 века».

В 2000 году Алексей Акиндинов своими работами «Успенский собор в Рязани», «Мореход» и «Покров» участвовал еще в 3-х Всероссийских выставках («Возрождение», Кострома; «Болдинская осень», Москва, ЦДХ; «Имени Твоему», Москва, ЦДХ), что привело его к вступлению в Союз художников России в 2001 году.

Художник Алексей Акиндинов занесен в признанный в Союзе художников России справочник «Единый художественный рейтинг» № 4 и № 5.

Его картины – сплав реального и воображаемого. Как истинное творчество, они не однозначны. Игорь Ситников отмечал на обсуждении выставки художника в галерее юношеской библиотеки: «На картине Акиндинова старик играет на аккордеоне, и в то же время он – Моисей из Ветхого Завета».

Истоки творчества Акиндинова помогает понять то, что его постоянная книга для чтения – Библия. Библия была источников творчества не одного художника, не одного поэта. Родственники Сергея Есенина сохранили настольную книгу поэта с его пометами и записями на многих страницах. Сергей Есенин говорил, что Библия – самая поэтичная книга.

Как признавался сам Алексей Акиндинов, знаки, символы в его картинах – это слова, произнесенные в молитве. Он убеждён, что узор несёт в себе какую-то неведомую силу, дает гораздо больший ассоциативный импульс, нежели пятно или цвет. Ещё учась в стенах училища, он расписывал Скорбященскую церковь и алтарь в храме Бориса и Глеба (1996 и 1995 гг.). В процессе творчества возникали вопросы, как надо рисовать, как надо расписывать церкви. Эти вопросы были обращены и к самим себе, и к Богу. Споры среди художников доходили чуть ли не до драки. И прийти к одному мнению тогда не удалось, хотя работа предполагала такое единство. Но после работы в церкви, как вспоминал художник, изменилось его мировосприятие. Его стали привлекать мелкие детали. Он стал их разрабатывать и применять в маленьких эскизах, где сам материал диктовал технику решения этих работ. А когда он увидел в своем воображении образ человека в воздушной среде, сотканной из узоров, понял, что эта техника дает много возможностей для достижения многогранности задуманных работ. И понял, что это был ответ на вопросы, которые не давали покоя во время работы в церкви.

Художник Алексей Акиндинов работает в совершенно новом направлении живописи, которое сам определяет как поставангард и орнаментализм. Ещё в художественной школе его работы отличались своеобразной манерой письма, и его учитель Черемин однажды сказал, увидев, как он пишет акварелью: «У тебя очень интересная манера письма, ты не пишешь, ты рисуешь кистью, как китайцы». Специалисты определяют его стиль как поставангард, романтический авангард. Его называют орнаменталистом. Его картины воспринимают как органическое слияние традиционной классической и авангардной живописи, орнаментализма и реализма.

Орнаментика его письма несёт в себе силу, переходящую в фактуру картины, в единый колорит. Наслоение на реальное изображение декора создает движение, ощущение воздушного пространства. «Концепция моей живописи отражает сущность нашего мира. Мир пронизывают электромагнитные волны. (Волны не что иное, как узор, орнамент). Они проникают всюду: в лица домов, в лица людей, растений, - я их переношу на холст. Эти узоры может видеть каждый, достаточно взглянуть на небо и долго смотреть в его глубину. Любой орнамент имеет свой смысловой код, словно шифр ключа, открывающего познание мира. Мое изучение орнаментики привело меня к той заветной двери, за которой скрывается новая тайна. Основа узора и орнамента – это деление больших частей на меньшие и соответственно сложение из меньших в большие. Бесконечная множественность. Моя идея отрицает существование неделимых элементарных частиц. Есть каркас – схема направлений: внутрь – в микромир и вне – в макрокосмос. Метагалактики состоят из галактик, галактики - из звездных систем, те – из звёзд и планет, планеты – из молекул, молекулы из атомов и т.д. (нейтроны, протоны, кварки). Мы – люди со своим бытом и жизнью – это лишь звено в бесконечной цепочке неразрывности. Множественность – это как отражение одного зеркала в другом, дающее ощущение тесного коридора. Существует бесконечное число наших «я» и существует одновременно. Времени не существует, лишь сознание перемещается маленькой капелькой по бесконечному числу разных возможностей. Это как длинная лента с кадрами фильма, даже не лента, а ячейки или соты. Сознание-душа движется по этим ячейкам. Её движение, очевидно, подчиняется каким-то законам, возможно, орнаментальным каналам. Настоящее – то, где находится твоя единица сознания. Лишь она – та самая элементарная и неделимая частица, которая не дает всему миру сойти с ума. Орнаментальный канал – это своего рода личный код каждой единицы-души. Обычно это называют судьбой: движение сознания по тем, а не иным ячейкам. Имея в руках разные ключи, можно открыть несколько дверей. Нужно только знать, где они. Смерть души – потеря единицы. Исключение из движения по ячейкам – отсутствие ключа», - так художник определяет суть своего видения мира и суть своей манеры письма.

Людмила Дунаева говорила, что картины Акиндинова она читает, как книги. В человеке несведущем загадка непонятных знаков будит ассоциации знакомой жизни и в то же время часто неизвестной ему самому, заложенной в нем поколениями его предков и всем мирозданием. Сам художник не всегда соотносит изображаемое с тем значением, которое он хотел бы запечатлеть. Его картины часто и для него самого тайна.

«Раньше, когда я не знал языка символов, я всё равно применял его интуитивно. Потом, расшифровав свои картины, я был удивлен проникновением смысла узора в тему картины», - говорит художник.

Смысл узора в картинах Акиндинова проникает не только в тему изображаемой реальности настоящего, но и будущего. В мае 2001 года у него возникла идея создания картины «Терние», где изображен сидящий человек, высокие дома, осколки небоскребов. Он завершил эту картину в конце июня, а 11 сентября 2001 года катастрофа в Америке в реальности повторила изображённый сюжет, в котором угадано и два дома в боковых символах срезанных высотных зданий. Предсказанием оказались и случайно перепутанные художником запечатлённые на картине символы земли и неба.

Видение художником своей картины не всегда совпадает с тем, что запечатлено в реальности или что открывает для себя в его творчестве зритель. Изображая Успенский собор Рязанского кремля, художник стремился, как он говорил, украсить храм. Но цветы, нарисованные в гамме всех красок картины, показали мне разрушение церквей, происходившее в нашей истории. Все маковки куполов на месте, но тут же и разрушающиеся, летящие, как купола храма Христа Спасителя в известной хронике, падающие от взрыва. Художник хотел украсить собор как бы компьютерным перенесением части куполов, а получилась картина погрома. Эти зависше летящие в воздухе части куполов, цветы со стеблями и листьями, вызывающие ассоциации монгольских стрел, декорированная в восточном стиле одна из маковок соседней церкви, изображение священника в одежде с восточным орнаментом и с лицом восточного типа визуально продемонстрировали, показали, что мы сами себе татарское нашествие. То, что никакое нашествие не разрушило, а монгольское даже сохранило, мы погромили сами. Название картины «Герика, герликаэрика» звучит как часть считалочки, которую художник услышал в детстве: «Герика, Герлика, Эрика, Азия, Америка», - и только это название, связанное с детством, и знак Дракона, может быть, символизируют возрождение культуры, которую мы погромили и под видом увековечения.

На выставке в Константинове в марте 2003 года Акиндинов показал незаконченную работу, выполненную тогда в двух слоях живописи вместо задуманных четырех, - «Ларец, полный секретов», которая как бы проиллюстрировала начало пути художника в направлении осмысления и воплощения в живописи орнаментики его письма и цитату из «Ключей Марии» Сергея Есенина: «Создать мир воздуха из предметов земных вещей или рассыпать его на вещи – тайна для нас не новая. Она характеризует разум,  сделавший это лишь как ларец, где лежат предметы для более тонкой вышивки; это есть сочинительство загадок и ответов в средине самой же загадки», - и явилась заявкой на его последующее творчество как на «ларец, где лежат приборы для более тонкой вышивки».

Ещё не зная, что истоки его живописи перекликаются с истоками есенинского поэтического мастерства, воплощёнными в слово в «Ключах Марии», Акиндинов создал картину, (где изобразил человека, внешне похожего на себя, с ключами в руках), которая воспринимается как перекличка с есенинскими «Ключами Души», где выплеснут «ключ истинного, настоящего архитектурного орнамента». Он назвал эту работу «Медвежатник», и небезынтересно, что в этом названии есть и потаённый смысл, перекликающийся с сущностью самой России. «Медвежатник» Акиндинова по сути его изображения, по внешности, - не взломщик, а открыватель доступного только ему, мастеру своего дела, своей судьбы.

Впервые открывая страницы есенинского поэтического трактата, художник обнаружил в «Ключах Марии» и в приведенных здесь же словах Даниила Заточника словно описание своих картин «Страж», «Кузнец», «Артур», запечатление в их орнаменте «происхождение человека от древа»: «Они увидели через листья своих ногтей, через пальцы ветвей, через сучья рук и через ствол – туловища с ногами, - обозначающими коренья, что мы есть чада древа, семья того вселенского дуба, под которым Авраам встречает Святую Троицу. На происхождение человека от древа указывает и наша былина «О хоробром Егории»:
У них волосы – трава,
Телеса – кора древесная.
… он помнит себя семенем надмирного древа и, прибегая под покров ветвей его, окунаясь лицом в полотенце, он как бы хочет отпечатать на щеках своих хоть малую ветвь его, чтоб, подобно древу, он мог осыпать с себя шишки слов и дум и струить от ветвей-рук тень-добродетель»; «Тело составляется жилами, яко древо корением. По ним же тече секерою сок и кровь, иже память воды».

Поистине, как отмечал Есенин: «Всё от древа – вот религия мысли нашего народа, но празднество этой канны было и будет понятно весьма немногим»; «… человек есть ни больше, ни меньше, как чаша космических обособленностей».

Есть у Акиндинова работа, которую он назвал «Агнец», где художник изобразил голубя в руках мальчика, перекликаясь с Библией в «Ключах Марии» и в «Иорданской голубице» Есенина: «…масличная ветвь будет принесена только голубем…»;
«Вот она, вот голубица,
Севшая миру на длань».
В его творчестве немало таких совпадений. Сам поражённый их множеством, следующую свою выставку художник назвал «Ключ» и проиллюстрировал свои работы цитатами из «Ключей Марии».

Его картина «Рождение титана», а также «Мореход» говорят нам о том, что «Звездная книга от творческих записей теперь открыта снова. Ключ, оброненный старцем в море, от церкви духа, выплеснут золотыми волнами».

Весной 2004 года по предложению директора галереи «Союз «Творчество» в Москве была организована вторая в этой галерее выставка работ Акиндинова «Ключи Марии», которая явилась воплощением установки её устроителей на показ родственности исходного момента творчества поэта и художника, на раскрытие исходного момента воплощения души в стихах Есенина и в живописи Акиндинова.

Творчество Акиндинова настолько пронизано мотивами истоков творчества Есенина и самой сущностью поэта, что, когда смотришь на портрет поэта работы этого художника, которую художник старался успеть закончить к открытию выставки «Ключи Марии», посвященной Есенину, видишь, что слова Есенина о себе как о «цветке неповторимом» воплощены в живописи не иллюстративно, поверхностно, а из глубины понимания, чувствования, видимого и изображаемого. Художнику удалось в живописи, в цвете оживить изображение поэта и его слова «как васильки во ржи, цветут в лице глаза». И мне кажется глубоко символичным то, что задуманное открытие выставки осенью ко дню рождения поэта смогло состояться по ряду причин только весной (и не просто весной, а 12 апреля, во Всемирный день авиации и космонавтики – день первого прорыва человека в космос), так же, как и весенняя книга Есенина «Радуница» вышла из печати осенью 1915 года». Эта перекличка весны-осени и в рождении поэта и в его сущности, и в его творчестве аукнулась-откликнулась этой выставкой, посвященной всецело показу живописного, наглядного воплощения постулатов поэтического трактата «Ключи Марии».

В 2001 году картины Акиндинова опять вернутся на родину Есенина, как бы «на круги своя», уже с ясным осознанием художником природы его творчества, изобразительной сути его живописных работ.

Когда я смотрю на картины Алексея Акиндинова, в памяти невольно возникают слова Сергея Есенина из «Ключей Марии»: «Орнамент – это музыка. Ряды его линий в чудеснейших и весьма тонких распределениях похожи на мелодию какой-то одной вечной песни перед мирозданием. Его образы и фигуры какое-то одно непрерывное богослужение живущих во всякий час и на всяком месте… Самою первою и главною отраслью нашего искусства с тех пор, как мы начинали себя помнить, был и есть орнамент».

Когда смотришь на «красно украшенные» картины Акиндинова, видишь, что он не приукрасил действительность, а одушевил её, то есть в живописи сотворил то, что Сергей Есенин – в слове: «Хаты – в ризах образа…».

Известно, что можно смотреть и не видеть, а можно не только смотреть и видеть, но ещё и всмотреться. Много раз я смотрела на закат солнца, яркий ещё, с незакатившимся солнцем, и ничего, кроме его света, его лучей, не видела. И когда я читала в сказках о жар-птице, я представляла её выдуманной, сказочной. И только однажды в Константинове во время такого яркого солнца на закате я застыла в изумлении: сквозь листву деревьев пробивающееся солнце нарисовало моему взору ту жар-птицу, которую я много раз видела на рисунках художников в детских книжках.

Увидеть основное можно лишь «повернув глаза зрачками в душу», лишь присмотревшись даже к давно знакомому и рассмотрев даже ту кажущуюся темноту, когда глаза закрыты: «глаза закрою – вижу».

Узор, орнамент, который рисует художник, не придуман, он основа нашего зрения и существования, так же как и конкретные предметы. В картинах художника вольно или невольно запечатлена его душа.

Запечатление мира в живописи Алексея Акиндинова перекликается с «культурой наших прозрений через орнаментику букв и пояснительных миниатюр», раскрытых Сергеем Есениным. «Предначертанные спасению тоскою наших предков чрез их иаковскую лестницу орнамента слова, мысли и образа, … мы знаем, … что масличная ветвь будет принесена только голубем – образом, крылья которого спаяны верой человека … от осознания обстающего его храма вечности».

Слова летчика-космонавта Владимира Викторовича Аксенова, сказанные в День космонавтики и Святой Пасхи 12 апреля 2004 года в интервью сотруднику газеты «Рязанские зори» Людмиле Гоенко, легко проецируются на происходящее в развитии творческих достижений Алексея Акиндинова: «Здесь, в космосе, ответ – для чего живет человек. Здесь понимание того, что Вселенная – бескрайная единая система, созданная Высшим разумом… Путь развития человека – путь единения религии и науки, путь духовного роста человечества. Космос дает простор такому духовному росту. …у космической России есть будущее. А ещё точнее – у России космическое будущее».

 

 

 

Оглавление

 

 

© 2009 Галина Петровна Иванова
Электронная почта: ivanova7772@yandex.ru
Телефон: 8 (4912) 96 37 97